После гибели мужа в Чечне, на войне, она стала вдовой в 22 года. Пережить боль утраты Марине Филипповой помогли боевые товарищи супруга и общественники. Тогда она и решила, что может оказывать поддержку и помогать таким же, как она, справиться с бедой. В январе этого года Марина возглавила красноярский штаб Комитета семей воинов Отечества.
Принцип «единого окна»
Корреспондент krsk.aif.ru Татьяна Фирсова: Марина, почему вы решили заниматься такой непростой деятельностью, что стало отправной точкой?
Марина Филиппова: Мой супруг Константин Филиппов, который служил в спецназе в отряде РОСН ФСБ по Красноярскому краю, погиб 4 июня 2000 года в Чечне, прикрыв своего командира. В 22 года я стала вдовой, оставшись с двумя сыновьями на руках. Одному из них было два с половиной года, второму пять месяцев. Справиться с горем помогла работа в общественной организации семей погибших защитников Отечества и её руководитель Ирина Михайловна Гриболева. Считаю её названой матерью, жизненная стойкость которой стала для меня примером.
Мне повезло, потому что рядом всегда были сослуживцы мужа, которые помогли мне вырастить сыновей, подставляли плечо в трудную минуту. Это настоящее боевое братство воинов, прошедших через горячие точки, которых объединяет духовное родство. Они своих не бросают, семья погибшего друга дорога им, как собственная.
Тогда я поняла, что тоже могу помочь людям справиться с тем, что пережила сама, вошла в актив организации. Мы плотно работали с матерями и вдовами погибших в Афганистане, Чечне, в локальных конфликтах. Это большая дружная семья, в которой встречаются, общаются, отмечают дни рождения, поддерживают друг друга.
— И когда вам поступило предложение возглавить Комитет семей воинов Отечества, вы не смогли отказаться?
— Да, деятельность мне была хорошо знакома и близка по духу, правда, у нас в комитете другая направленность работы.
— В чём она заключается и не будет ли ваша организация дублировать другие, тоже помогающие военнослужащим СВО, их родным и близким?
— Красноярский региональный штаб Комитета семей воинов Отечества (КСВО), созданный 23 ноября прошлого года по инициативе матерей, жён и вдов защитников Родины на Донбассе, работает в тесной связке с другими ветеранскими организациями. Несмотря на то что наша организация молодая, она достаточно мощная и объединяет активистов и неравнодушных людей не только из Красноярского края, но и из других регионов тоже.
После начала специальной военной операции в законодательство было внесено много изменений, в них обычному человеку самостоятельно разобраться бывает сложно. Комитет помогает это сделать. Работаем по принципу «одного окна», где можно получить ответ на любой запрос. Круглосуточно находимся на прямой связи с военными юристами центрального управления Комитета семей воинов Отечества. За время нашей работы они изучили массу нормативных документов, чтобы консультировать семьи и самих военнослужащих.
К примеру, было несколько обращений по выплатам. Стоило связаться с расчётной группой минобороны, и вопросы были сняты. Стараемся решить максимальное количество проблем, но иногда они упираются в норму закона. Довольно часто сталкиваемся с тем, что мамы и супруги пытаются вернуть своих сыновей и мужей из зоны СВО, как им кажется, законными способами. Но мы понимаем, что сделать это невозможно. Более того, хочу сказать, что комитет против дезертирства, прятать и отмазывать никого не будем.
Система стала человечнее
— Тем не менее после объявления частичной мобилизации были определённые перекосы с призывом тех же многодетных отцов. Вы помогаете им вернуться из зоны СВО?
— Сейчас у нас в работе несколько таких семей. Но если обратиться к закону, в нём чётко прописано, что на момент призыва отца старшему ребёнку должно быть не больше 16 лет. В некоторых регионах возвращают только тех, у кого четверо и более детей. Мы пытаемся вернуть мужчин, имеющих трёх ребятишек. К примеру, ребёнку 17 лет, но он тяжело болен, в семье есть ещё маленькие дети. В таких случаях связываемся с Министерством обороны, чтобы отозвать мобилизованного. Но следует понимать, что это достаточно длительный процесс.
Мы ведём переписку не только с минобороны, но и с воинскими частями, и по закону ответ должны дать в течение 30 дней с момента получения запроса. Как правило, ведомства стараются ответить оперативнее. Тем не менее процесс может занять до трёх месяцев, а то и больше. За время моей работы в течение 30 дней отвечали только на местном уровне.
— То есть СВО придала скорость неповоротливой государственной машине, и она стала работать быстрее?
— Не только быстрее. Я бы сказала, что она становится более человечной, как и многие люди. У нас налажена связь с госпиталями, военкомами в других регионах, где пытаются максимально быстро решать вопросы.
Ощущение бездны…
— С какими ещё просьбами обращаются родные и близкие военнослужащих?
— Просят узнать о судьбе ребят, когда они перестают выходить на связь. Панику, боль жён, матерей, сестёр я понимаю, как никто. Женщины находятся в стрессовом состоянии, потому что не знают, что произошло с их близким человеком. Остановить себя в этой панике очень тяжело, это ощущение бездны…
Зимой к нам обратились дедушка с бабушкой, внук которых перестал им звонить. Нашли его через коллег из ЛНР и сообщили родным адрес госпиталя, где он находился. Другого бойца, потерявшего память, отыскали на территории Ростовской области. Ещё двух военнослужащих, которых родственники искали больше полугода, обнаружили в списках на обмен. К сожалению, нередко разыскиваем без вести пропавших, а находим груз 200.
Много просьб доставить тела погибших к месту захоронения, помогают в этом волонтёры ДНР, ЛНР, Херсонской и Запорожской областей. Только порой вынести погибших с поля боя нет возможности. Предоставление отпусков отслужившим полгода, освидетельствование ВКК, перевод из одного военного госпиталя в другой — это неполный перечень возникающих вопросов, с которыми к нам обращаются.
— Скажите, в госпиталях, где лежат раненые, есть недоработки?
— Да, бывают жалобы на отсутствие должного ухода. Тогда мы подключаем волонтёров, имеющих доступ в медучреждение, и они помогают нашим бойцам. В связи с тем, что у каждого медицинского учреждения свой профиль, есть случаи, когда помощь бойцу могут оказать только на Дальнем Востоке. У нас был такой раненый военнослужащий. Его супруга обратилась в комитет с просьбой помочь перевести его лечиться домой в Красноярск. Она не понимала, почему мужа нужно везти из западной части страны так далеко.
Когда подключились, мужчина сказал, что останется там, где проходит лечение, поскольку быстро идёт на поправку. Нюансов много, в частности, многие раненые оказались без документов, поскольку важнее было вывезти их живыми с поля боя. Мы рассказываем, куда обращаться, чтобы максимально быстро их восстановить.
Не бабочек ловили
— Наступит момент, когда ветераны СВО начнут возвращаться домой. У нас созданы условия, чтобы оказать им необходимую помощь в устройстве на работу, реабилитации?
— Понятно, что любое военное действие не может пройти для человека бесследно, он ведь не цветы там рвал и не бабочек ловил, а находился в стрессовых условиях, выполняя боевые задачи.
Безусловно, важно, чтобы вернувшиеся с фронта нашли своё место в обществе, смогли влиться и стать полноправными его членами. Для этого нужна не только медицинская реабилитация ветеранов боевых действий, немаловажный аспект в этом процессе — социализация человека. Чтобы у него не возникло ощущения, что он здесь лишний и его никто не понимает. Правда, мужчины редко признаются, что в этом нуждаются. И нужно, чтобы к этому процессу подключались их жёны.
К слову, 1 июня в Красноярске откроется фонд, который будет заниматься всеми вопросами ветеранов СВО. Кроме того, создаётся организация ветеранов спецоперации, которой будет руководить кавалер ордена Мужества Игорь Балаболенко. Там как раз и будут решать вопросы оказания медицинской помощи, реабилитации и трудоустройства.
